Шесть книг издательства Ad Marginem, которые нас изменили
«Фрагменты речи влюбленного» Ролана Барта
Ролану Барту повезло жить и работать в то время, когда писатели и философы были такими же кумирами публики, как футболисты или актеры. В 1977 году он, уже будучи состоявшимся автором, написавшим с десяток работ, без которых нельзя представить современную гуманитарную науку, публикует свою самую известную и необычную работу — «Фрагменты речи влюбленного». В его родной Франции издание «Фрагментов» произвело такой эффект, что Барт, преподаватель Коллеж де Франс, стал нарасхват у глянцевых журналов вроде Playboy и Elle, а после не раз участвовал в телешоу в компании Франсуазы Саган и других звезд.
Эта книга — обстоятельное исследование речи влюбленного, а точнее фрагментов, из которых она состоит. За фактурой Барт обращается к литературной классике — «Страданиям юного Вертера» Гете, стихам Гейне, романам Стендаля и Достоевского — и вообще привлекает самый обширный материал: психоанализ Зигмунда Фрейда и Жака Лакана, философию Ницше и средневековых схоластиков. Получается эдакая дорожная карта речи и мыслей влюбленного, где каждая новая остановка соответствует чувству, желанию или образу, что составляют сознание человека, когда тот влюблен. Барт анализирует, как влюбленный ревнует партнера, как признается в чувствах и даже как ведет себя на публике и наедине с собой, когда объекта желания нет рядом.
Ролан Барт — сложный для чтения автор, но во «Фрагментах» он сознательно упрощает свое письмо, понимая, что книга о любви слишком важна, чтобы делить ее лишь с коллегами по университетской кафедре. И тем не менее в Советском Союзе о Барте знали единицы. После развала СССР ситуация изменилась, но не кардинально. По-настоящему известным в России Барт стал, когда в конце 1990-х «Фрагменты» издало Ad Marginem — тогда небольшое издательство, занимающееся радикальной западной философией XX века, практически неизвестной на постсоветском пространстве. На тот момент это была, возможно, их самая большая издательская удача, но, как выяснилось впоследствии, далеко не единственная.
«Голубое сало» Владимира Сорокина
Сегодня Владимир Сорокин — один из двух (Виктора Пелевина никто не отменял) главных классиков отечественного постмодерна, известный на весь мир писатель. Но так было не всегда. В 1990-е Сорокин — безусловно важный и влиятельный автор, но даже близко не массово известный. Основной фан-базой писателя были студенты-филологи и другие литературные работники — те, кто по достоинству мог оценить приемы ранней сорокинской прозы: имитацию стиля официальных советских передовиц (романы «Норма» и «Тридцатая любовь Марины») и классической русской литературы (роман «Роман»). Редакторы Ad Marginem переломили эту ситуацию, сделав Сорокина не просто «модным», но известным на всю Россию прозаиком, чье лицо одно время не сходило с экранов ТВ.
В 1999 году Ad Marginem публикует «Голубое сало» — новый роман Сорокина, построенный как лоскутное одеяло, где каждая составная часть пародирует русский литературный канон. Здесь есть зарисовки, написанные под стихи Ахматовой, рассказы Чехова или романы Набокова, но помноженные на сорокинское воображение, тягу к физиологизму и откровенным эпизодам. Одна сцена полового акта между советскими генсеками чего стоит. И несмотря на то что в романе не было ничего принципиального нового для Сорокина, именно «Голубое сало» стало катализатором оживленной дискуссии литераторов, юристов и политиков. Можно ли так писать о нашем историческом наследии? Где грань между литературой и провокацией и стоит ли ее проводить вообще?
Писатель Павел Басинский обвинил Сорокина в порнографии, Василий Аксенов назвал «Сало» «мерзейшим глумлением», а молодежное движение «Идущие вместе» в 2002 году провело антисорокинский перформанс в центре Москвы, выстроив огромный унитаз из пенопласта и «смыв» в него произведения автора. На писателя даже завели уголовное дело, которое вскоре закрыли за отсутствием состава преступления. Так или иначе общественность вскоре смирилась с тем, что в современной русской литературе появился новый герой. В 2005 году в Большом театре состоялась премьера оперы на либретто Сорокина, а спустя время он перешел из Ad Marginem в другие издательства, побольше. К середине «нулевых» «По краям» успели издать весь золотой фонд сорокинской прозы, навсегда вписав свою коллаборацию с автором в историю современной отечественной культуры.
«Книга воды» Эдуарда Лимонова
Не прижившийся в родном СССР богемный поэт, Лимонов в 1970-е издал на Западе свой первый и самый громкий роман «Это я — Эдичка», посвященный одинокой жизни русского эмигранта в Нью-Йорке, — и тут же стал всемирно известным писателем. В таком амплуа он вернулся на родину в 1990-е. Но тихой литературной работе он предпочел политическую деятельность — не в парламенте, в аккуратном костюме, а в радикальной партии, которую сам же и создал и которая так никогда и не была официально зарегистрирована. В начале 2000-х Лимонов попадает в тюрьму. По версии следствия — за незаконное хранения оружия. Два года, проведенные в московском изоляторе «Лефортово» и в cаратовской колонии, стали для писателя, по его собственным словам, «Болдинской осенью». За относительно короткий срок Лимонов написал шесть книг. Ad Marginem издало четыре из них: «Священных монстров», «Книгу воды», «По тюрьмам» и «Торжество метафизики». Две последних составили основу так называемой «Тюремной трилогии».
Многие издательства были бы рады опубликовать тюремные записки Лимонова, но едва ли кто-то смог бы сделать из них такой феномен популярной культуры, в который их превратило Ad Marginem. «Священные монстры», где Лимонов сводил счеты с важнейшими фигурами прошлого, например, издавались под обложкой, имитирующей поп-арт Энди Уорхола, где рядом с узнаваемой Мэрилин Монро были портреты Ленина и Достоевского.
Несмотря на то что все «тюремные» книги Лимонова представляют собой как бы неделимое прозо-поэтическое художественно-публицистическое произведение, особенным на этом фоне выглядит сборник воспоминаний «Книга воды», ставший современной классикой мемуарной прозы. Здесь у Лимонова «священные монстры» ХХ века живут на одних страницах со случайными харьковскими знакомыми, нью-йоркскими собутыльниками, московскими однопартийцами и французскими любовницами. И тем не менее это не случайные портреты, а у книги есть своя стройная композиция, объединенная темой воды — реками, морями, водохранилищами, банями, в конце концов, на фоне которых прошла жизнь главного героя — долгая и интересная.
«Благоволительницы» Джонатана Литтелла
Джонатан Литтелл — человек, состоящий сразу из нескольких мировых культур. Предки его были евреями-эмигрантами из России, сам он родился в США, закончил Йельский университет, но с детства наездами жил во Франции, местный язык стал для него вторым родным после английского, а свою главную книгу, один из лучших романов о Второй мировой войне, Литтелл написал в Москве — как он сам говорит, за несколько месяцев, заперевшись с ящиком виски в съемной квартире на Чистых прудах.
«Благоволительницы» — это 700-страничный роман-эпопея, написанный по-французски от лица офицера СС Максимилиана Ауэ — образованного юриста и тонкого эстета, совсем и не такого уж злодея, как сам он считает, творящего тем не менее ужасные вещи. Ауэ участвует во Второй мировой на Восточном фронте: на территории современной Беларуси он занимается уничтожением евреев, на Кавказе ведет переговоры с местными народами, попадает в Сталинград и налаживает работу концлагерей по всему Третьему рейху.
Русский перевод, изданный Ad Marginem, стал инфоповодом дважды: в 2012 году, когда вышло первое издание, и в 2019-м, когда оказалось, что первый вариант был опубликован «с купюрами» (из текста при переводе исчезло двадцать страниц), и переработанная версия вновь привлекла интерес к роману.
Сегодня «Благоволительницы» по-прежнему одна из самых продаваемых книг у издательства. Не в последнюю очередь потому, что для российской аудитории этот переводной роман значит очень много. И дело не только в теме Второй мировой. Литтел, еще в молодости работавший репортером на чеченской войне, прекрасно разбирается в русской культуре, и это чувствуется, когда читаешь его эпопею. Например, главный герой, оказавшись на Кавказе, сознательно сравнивает себя с Печориным из «Героя нашего времени», а одна из ключевых сцен в романе недвусмысленно отсылает к «Жизни и судьбе» Василия Гроссмана.
«Благоволительницы» во многом выросли из классической русской литературы, а потому и стали одним из немногих переводных романов, столь важных для современной русской культуры.
«Nobrow. Культура маркетинга. Маркетинг культуры» Джона Сибрука
Если вы работник гуманитарных профессий, вы не обязательно, но наверняка слышали про Джона Сибрука. Если вы работаете в маркетинге или рекламе, вы его читали.
Деление современной культуры на «высокобровую» (highbrow) и «низкобровую» (lowbrow) — прием западных авторов, примерно соответствующий нашему разделению элитарного и массового искусства. Вроде бы все ясно: к первому относится опера, классическая музыка, романы Набокова; ко второй — фильмы «Марвел», детективы Дарьи Донцовой и прочий «Дом-2». Но, может быть, это деление ошибочное или хотя бы неактуальное? В принципе, такой подход критиковали с незапамятных времен, но именно Джон Сибрук — колумнист журнала The New Yorker — смог опровергнуть деление на «высокое» и «низкое» в культуре настолько успешно, что в приличных в американских гостиных теперь об этом даже стыдно заикаться.
Вместо оппозиции highbrow и lowbrow Сибрук предлагает некое «ни вашим ни нашим» — общий термин nobrow, характеризующий всю западную современную культуру от музыкальной индустрии до рекламы по ТВ. Привычные критерии «хорошего» и «дурного» вкуса, считает Сибрук, просто не действуют в условиях «глобального супермаркета». Доказывая это, автор анализирует ярчайшие культурные проекты 1990-х и 2000-х, которые просто невозможно осмыслить с привычных ценностных позиций: канал MTV и группу Nirvana, перевернувших представление американцев о музыке, и киноэпопею «Звездные войны», заменившую им религиозную мифологию.
Сибрук стал, возможно, самым громким пророком конца привычных иерархий, когда Шекспир уже окончательно неотделим от экранизации с Ди Каприо, — и все же он скорее обозначил проблему, чем предложил ее решение. Теперь все вокруг — «ноубрау», но что с этим делать, не знает даже сам автор термина.
«Бредовая работа» Дэвида Гребера
Задумывались ли вы хоть раз, сидя на рабочем месте, что занимаетесь черт знает чем? И что внятно ответить на вопрос «что ты делаешь на работе?» — та еще задача? Тогда американский антрополог Дэвид Гребер в 2020 году написал книгу специально для вас — и еще, как оказалось, для миллионов причастных.
«Бредовая работа» (или «Трактат о распространенности бессмысленного труда», второе название книги) была написана при довольно примечательных обстоятельствах. В 2013 году Гребер, преподаватель Лондонского университета и левый активист, написал колонку в небольшой анархистский журнал Strike! — «О феномене бредовой работы», — и столкнулся с беспрецедентной обратной связью. Текст завирусился в интернете, был переведен на несколько языков, а сам Гребер получил сотни сочувственных писем от трудящихся на той самой «бредовой работе».
Гребер развил мысль своей колонки и привлек внушительную фактуру, основу которой составили реальные истории пользователей, откликнувшихся на текст в журнале. Так и появилась финальная редакция «Бредовой работы» — уже полноценной книги, которая, кроме утверждения феномена «бессмысленного труда», пытается еще и понять, как он стал возможен.
По Греберу, «бредовая работа» — относительно новое явление. В середине ХХ века, на пороге очередной промышленной революции, политики развитых стран обещали гражданам, что в будущем большую часть работы будут выполнять машины, а людям останется лишь заниматься творчеством или интеллектуальным трудом. И вот прошло больше полувека, технологии действительно небывало шагнули вперед, но работать мы стали отнюдь не меньше. Зато изменилась структура труда, и теперь большую ее часть составляет бред — непроизводительная и бесполезная деятельность: бюрократия, составление бесконечных отчетов, проведение никому не нужных совещаний и прочее.
Понимая, что такая ситуация — не норма, Гребер пытается разобраться, откуда взялся этот процесс «бредовизации». Он рисует глубокую генеалогию «бредовой работы», классифицирует ее и обращается за примерами в Twitter (теперь социальная сеть X). И даже если Гребер не дает четкого ответа на вопрос, как избежать бредовой работы, он во всяком случае предлагает новый взгляд на современные трудовые отношения — и делает это более чем увлекательно.
Ad Marginem издавало и другие книги Гребера, но именно «Бредовая работа» — в меру академическая, смешная и очень жизненная — лучше всего подходит для знакомства с автором.
