«Люди ужасно быстро привыкают к хорошему»: писательница Вера Сорока — о резиденции в Переделкине
«Условия полнейшей материальной независимости, которые должны подтолкнуть к написанию книг» — эта концепция Максима Горького еще с 1950-х годов стала традицией Переделкино. Свобода от бытовых забот и стандартных социальных ролей помогает резидентам сконцентрироваться на своих проектах.
Чтобы понять, как устроена жизнь резидента, мы попросили писательницу Веру Сороку, автора романа «Питерские монстры», поделиться страницами своего переделкинского дневника.
Полет
Когда-то перелет из Тель-Авива в Москву длился около трех часов. Сейчас — семь. И переносили уже пять раз. В общей сложности почти на сутки. Как же выматывает состояние бесконечного ожидания. Когда ты в пути, ты ни жив и ни мертв — ты где-то между. Кажется, что никогда больше не будет комфортно и хорошо.
День номер ноль
Отказываюсь называть этот день номером один, иначе останется на один меньше. Я не готова на такую расточительность!
В эту резиденцию мы случайно попали вместе с питерской подругой, писательницей Н. Очень круто, что мы вместе в Переделкино. Редко так везет. С Н. мы познакомились в другой резиденции — журнала «Юность». Это было два года назад. Не помню осени лучше.
От этой резиденции стараюсь ничего не ждать — с возрастом становлюсь фаталистом. Пусть и тревожным.
Мы с Н. попросили номера на втором этаже, напротив друг друга.
В эту резиденцию мы случайно попали вместе с питерской подругой, писательницей Н. Очень круто, что мы вместе в Переделкино. Редко так везет. С Н. мы познакомились в другой резиденции — журнала «Юность». Это было два года назад. Не помню осени лучше.
От этой резиденции стараюсь ничего не ждать — с возрастом становлюсь фаталистом. Пусть и тревожным.
Мы с Н. попросили номера на втором этаже, напротив друг друга.
Я занесла чемодан, закрыла за собой дверь. Первые пять минут стояла и просто смотрела на номер. На солнце, лежащее вместо меня на моей кровати. На мою личную пустоту и тишину. Как же хорошо! Как же я мечтала сюда попасть. Многие мечтают поехать на море, а я, живя на море, мечтала о Переделкино. Единственное, стол смотрит в стену. Передвинула (не стену, стол). Мой внутренний дизайнер остался доволен.
Подсчитали, что с Н. не виделись полгода, с моей презентации в Питере. Соскучились.
Сделали несколько кругов по территории Переделкино, потом вышли на соседние улицы. Просто шли и болтали. О ее новой книге. Об отношениях с предыдущим издательством, о литературном клубе, который она ведет. Прекрасно, хотя и немного странно, что между нами нет писательской зависти: каждый хорош в чем-то своем и не пытается устраивать дурацкие соревнования.
Я делилась новостями про жизнь моей книги в России и Израиле. Про публикацию пьесы. Про сценарий. Рассказывала о планах на резиденцию — буду писать продолжение «монстров» (речь о романе Веры Сороки «Питерские монстры»).
Забрели в магазин на станции. Я купила вино, чипсы и зонт — теперь не пропаду.
Хотела описать номер, но пора идти на ужин.
Вечером у нас был ужин-знакомство у костра. Я немного почитала о других резидентах — собрала ленивые агентурные сведения. Некоторых даже знала, но все равно приятно волновалась. Забавно, что А. из Омска, а В. — из Хайфы. Не так часто встречаются эти два моих родных города.
Любопытно, что у нас здесь не только писатели и драматурги, но и композиторы. А еще — художница, журналист, социолог и даже переводчик с китайского. Мы все разные, как покупатели в ночной очереди круглосуточного магазина. Каждый со своей историей. Кайф.
С В. сидели до победного, пока не прогорел костер. В тот вечер мы были самыми стойкими гостями — теми, которые философствуют на кухне о судьбах мира (на самом деле о дороговизне жизни в Хайфе).
Начали о литературе, а закончили детскими травмами
Пока лежу, удобно описать номер. Он, к слову, шикарный. Огромная кровать, комод, письменный стол и удобное кресло с пледом в комплекте. Большой балкон. Свет очень мягкий и уютный. Паркет.
Не понимаю, как это работает, но если сфотографировать любой интерьер в Переделкино, получится стильный снимок. Бытовая магия.
В каждом номере — своя картина и свой набор книг. У меня в основном Толстой и Гоголь. Хорошее соседство, хотя я часто просыпалась ночью.
Не понимаю, как это работает, но если сфотографировать любой интерьер в Переделкино, получится стильный снимок. Бытовая магия.
В каждом номере — своя картина и свой набор книг. У меня в основном Толстой и Гоголь. Хорошее соседство, хотя я часто просыпалась ночью.
Завернулась в одеяло и вышла на балкон. Из звуков только птицы и метла дворника. Сам дворник невидимый и беззвучный. Головой понимаю, что время есть. Времени еще очень много. Но уже как будто тоскую по этому месту.
Мы с Н. одновременно вышли из номеров, как герои мюзикла. Посмеялись такому совпадению и пошли на завтрак.
После завтрака знакомились, но уже официально. Понятно, что «талант — единственная новость», но не устаю удивляться концентрации по-настоящему талантливых людей. Хорошо, что никто не говорил об ощущении, будто его взяли сюда случайно. Хорошо, что мы начинаем это перерастать.
Познакомились с резидентами, а еще с классными людьми, работающими в Переделкино. Слушала их — и казалось, что у них работа мечты. Уже давно ни о ком так не думала.
Еще нам озвучили несколько организационных моментов. Из важного — нельзя двигать мебель в номере.
После знакомства отправилась писать за свой передвинутый стол. Набросала план работы. Решила каждый день писать минимум 5 тыс. знаков. Это примерно на 5 тыс. больше, чем я успеваю в реальной жизни.
Решила каждый день писать минимум 5 тыс. знаков. Это примерно на 5 тыс. больше, чем я успеваю в реальной жизни.
Перед обедом пошли в библиотеку. Мой новый роман будет посвящен посмертию, поэтому для текста я ищу хорошего, но весьма неожиданного Вергилия. Попросила книгу Агнии Барто и воспоминания Корнея Чуковского, чтобы поискать кого-то на роль Вергилия в их текстах. Посмотрим, что из этого выйдет.
Еще успела зайти в коворкинг. Просто посмотреть, конечно. Взяла еще три книги. Не для работы, для почитать — Дмитрий Данилов «Саша, привет», Иван Шипнигов «Непонятный роман» и Роман Михайлов «Ягоды». В коворкинге хорошая подборка, мне бы такую.
Обычно во время письма я стараюсь не читать чужие тексты. Это настраивает метроном в голове на чужой ритм. Но здесь чувствую, что смогу получить настоящее удовольствие от чтения и найти что-то полезное для своего текста.
После обеда усадила себя дописывать дневную норму. Я работаю, как кинговский садовник — в точности не знаю всю историю от начала и до конца. Но когда из ничего вдруг складывается сюжет, становится хорошо и правильно.
Не понимаю, как работает Переделкино, почему мысли здесь такие ясные и стройные. Дома в выходные у меня есть единственное желание — закрыться и смотреть в стену. Здесь мне хочется думать, хочется делать, хочется жить.
Вечером мы с Н. взяли вино, сыр и оккупировали самую красивую беседку с фонариками. Начали о литературе, а закончили детскими травмами. Классика.
Еще успела зайти в коворкинг. Просто посмотреть, конечно. Взяла еще три книги. Не для работы, для почитать — Дмитрий Данилов «Саша, привет», Иван Шипнигов «Непонятный роман» и Роман Михайлов «Ягоды». В коворкинге хорошая подборка, мне бы такую.
Обычно во время письма я стараюсь не читать чужие тексты. Это настраивает метроном в голове на чужой ритм. Но здесь чувствую, что смогу получить настоящее удовольствие от чтения и найти что-то полезное для своего текста.
После обеда усадила себя дописывать дневную норму. Я работаю, как кинговский садовник — в точности не знаю всю историю от начала и до конца. Но когда из ничего вдруг складывается сюжет, становится хорошо и правильно.
Не понимаю, как работает Переделкино, почему мысли здесь такие ясные и стройные. Дома в выходные у меня есть единственное желание — закрыться и смотреть в стену. Здесь мне хочется думать, хочется делать, хочется жить.
Вечером мы с Н. взяли вино, сыр и оккупировали самую красивую беседку с фонариками. Начали о литературе, а закончили детскими травмами. Классика.
День издательства AdMarginem
Сегодня в Переделкино фестиваль издательства AdMarginem. Еще со вчерашнего дня приехали много гостей и тоже поселились в гостинице. С самого утра очереди в кафе и ресторан «Библиотека». Везде люди — в «стекляшке», на балконе, в парке, в буфете. Но эти люди довольно приятные (я ли это пишу?). Негромкие и вежливые. Многие садятся играть за фортепиано на улице. Хочу остановить этот момент и прожить в нем несколько лет.
Кроме разных ивентов, издательство продавало книги. Я обещала себе не покупать книг в этой поездке, поэтому купила всего две, но очень хорошие: «Каталог утраченных вещей» Юдит Шалански и «Книжные магазины» Хорхе Карриона (готова поспорить, что и через год их не прочту).
После завтрака я пошла встречать А. Она тоже резидент Переделкино — жила здесь весной. Охранник на проходной сказал, что для резидентов в столовой кто-то оставил овощи: «Жалко, если пропадут. Заберите, пожалуйста». Какие-то овощи Шредингера.
Нам с А. негде было спрятаться, а в номер идти не хотелось. Взяли кофе и сели на пеньках у мостика. Говорили о ее новом романе, о современной литературе, модных и не очень авторах, премиях и публикациях. Сплетничали, короче.
Мне ужасно не хватает таких разговоров в реальной жизни. Когда ты со своими и тебя понимают — проблемы, шутки, странные радости. Когда глагол «работать» означает «писать». Что это не про хобби и не про приятную смену деятельности.
После того как всех обсудили, отправились в эклерную за эклерами с оливье.
Кроме разных ивентов, издательство продавало книги. Я обещала себе не покупать книг в этой поездке, поэтому купила всего две, но очень хорошие: «Каталог утраченных вещей» Юдит Шалански и «Книжные магазины» Хорхе Карриона (готова поспорить, что и через год их не прочту).
После завтрака я пошла встречать А. Она тоже резидент Переделкино — жила здесь весной. Охранник на проходной сказал, что для резидентов в столовой кто-то оставил овощи: «Жалко, если пропадут. Заберите, пожалуйста». Какие-то овощи Шредингера.
Нам с А. негде было спрятаться, а в номер идти не хотелось. Взяли кофе и сели на пеньках у мостика. Говорили о ее новом романе, о современной литературе, модных и не очень авторах, премиях и публикациях. Сплетничали, короче.
Мне ужасно не хватает таких разговоров в реальной жизни. Когда ты со своими и тебя понимают — проблемы, шутки, странные радости. Когда глагол «работать» означает «писать». Что это не про хобби и не про приятную смену деятельности.
После того как всех обсудили, отправились в эклерную за эклерами с оливье.
Я проводила А. на станцию и вернулась как раз к ужину. За ужином говорили о том, что резиденция похожа на санаторий. Не хватает только санаторно-курортного лечения. Решили, что для писателей оно было бы таким:
- грязевые ванны критики;
- массаж в четыре руки от поклонников;
- иглоукалывание отзывами в интернете;
- душ Шарко литературных премий;
- соляная пещера с расслабляющими звуками восторженных комментариев на книгу;
- винно-кислородный коктейль после ужина.
Вечером с огромным удовольствием закрылась у себя в номерах. Неважно, интроверт ты или экстраверт (в чем меня иногда обвиняют), но тексту нужно одиночество.
Хвост, который раскрывается как зонт
За завтраком уже сложившейся компанией сели за столик вчетвером. Потом пришел С., мы сдвинулись и прекрасно поместились. Чуть позже подошла Р. и тоже села с нами. В итоге завтракали ввосьмером за одним столом на четверых.
Потом пошли на экскурсию по Переделкино. Экскурсия хорошая, а чувства после нее смешанные — слишком много бед произошло в каждом из домов. Не получается не думать, не прикладывать к себе, не ужасаться.
За обедом говорили о хвостах. Наша художница С. завела разговор о том, какой кто хотел бы хвост. Вообще меня поражают ее мышление и способность сделать из всего искусство. Мы сидели рядом и ели конфеты из буфета. Когда я разворачивала конфеты и складывала обертки на стол, получилась груда фантиков. Когда разворачивала С. — получалось произведение искусства. В резиденции С. делает миниатюры с жильцами писательских дач в Переделкино. Например, таракан, проживающий у Чуковского, мышь, переехавшая к Катаеву, паук, смотрящий футбол с Кассилем.
Так вот, про хвосты. Р. сказала, что хотела бы блестящий, В. хотел бы как у зайчика, я сказала, что хотела бы с дополнительной рукой на кончике хвоста. С. сказал, что хочет хвост, который превращается в зонт. Но оказалось, что фант допущения под запретом, поэтому придется жить с обычным хвостом. Лишь бы не линял, а то я люблю черное.
До ужина читала материалы по работе. Сегодня это был «Ад» Скотта Брюса. После редактировала финальный текст для сборника рассказов. Закончила, написала названия всех рассказов на листах бумаги и стала раскладывать на полу, чтобы получился идеальный порядок. «Крыши», «Что-то не так», «Стена», «Интервью», «Побег», «Не про любовь»… Оставила комнату в полнейшем беспорядке.
Потом пошли на экскурсию по Переделкино. Экскурсия хорошая, а чувства после нее смешанные — слишком много бед произошло в каждом из домов. Не получается не думать, не прикладывать к себе, не ужасаться.
За обедом говорили о хвостах. Наша художница С. завела разговор о том, какой кто хотел бы хвост. Вообще меня поражают ее мышление и способность сделать из всего искусство. Мы сидели рядом и ели конфеты из буфета. Когда я разворачивала конфеты и складывала обертки на стол, получилась груда фантиков. Когда разворачивала С. — получалось произведение искусства. В резиденции С. делает миниатюры с жильцами писательских дач в Переделкино. Например, таракан, проживающий у Чуковского, мышь, переехавшая к Катаеву, паук, смотрящий футбол с Кассилем.
Так вот, про хвосты. Р. сказала, что хотела бы блестящий, В. хотел бы как у зайчика, я сказала, что хотела бы с дополнительной рукой на кончике хвоста. С. сказал, что хочет хвост, который превращается в зонт. Но оказалось, что фант допущения под запретом, поэтому придется жить с обычным хвостом. Лишь бы не линял, а то я люблю черное.
До ужина читала материалы по работе. Сегодня это был «Ад» Скотта Брюса. После редактировала финальный текст для сборника рассказов. Закончила, написала названия всех рассказов на листах бумаги и стала раскладывать на полу, чтобы получился идеальный порядок. «Крыши», «Что-то не так», «Стена», «Интервью», «Побег», «Не про любовь»… Оставила комнату в полнейшем беспорядке.
Потом В. любезно устроил для резидентов лекцию. Не устаю поражаться нашим перевоплощениям — за обедом ржали как кони и ели котлету, а спустя полчаса В. превратился в настоящего ученого и стал рассказывать (почти докладывать) о социальном эксперименте по изучению деревень и поселков перестроечной России.
Вечером решили жечь костер и в точности воплотили этот замысел. Говорили о проектах друг друга.
До приезда в Переделкино я никогда не встречала настоящих живых композиторов. Было интересно узнать, как они работают. Все писатели были уверены, что для создания музыки нужен инструмент. Наверное, как и композиторы были убеждены, что мы пишем только за огромными дубовыми столами с печатными машинками или на крайний случай перьями по бумаге. Смешно. На самом деле все работают в специальных программах на ноутбуках. Как выяснилось, способ создания музыки и текста очень похож. «Это как будто прясть нить из собственных мыслей», — точно подметила А.
Потом Р. предложила рассказывать страшные истории и разное паранормальное, что случалось с нами. Весь вечер думала, что это смешные детские сказки, но спала со светом в ванной. Просто забыла выключить.
Вечером решили жечь костер и в точности воплотили этот замысел. Говорили о проектах друг друга.
До приезда в Переделкино я никогда не встречала настоящих живых композиторов. Было интересно узнать, как они работают. Все писатели были уверены, что для создания музыки нужен инструмент. Наверное, как и композиторы были убеждены, что мы пишем только за огромными дубовыми столами с печатными машинками или на крайний случай перьями по бумаге. Смешно. На самом деле все работают в специальных программах на ноутбуках. Как выяснилось, способ создания музыки и текста очень похож. «Это как будто прясть нить из собственных мыслей», — точно подметила А.
Потом Р. предложила рассказывать страшные истории и разное паранормальное, что случалось с нами. Весь вечер думала, что это смешные детские сказки, но спала со светом в ванной. Просто забыла выключить.
Обычный счастливый день
После завтрака гуляла и страдала, что скоро уезжать. Сходила на почту (которая расположена в музее), отправила себе открытку из Переделкино.
Ничего, кроме текста открытки, не написала, зато много думала о том, почему для меня так важна резиденция. Ведь я не из тех, кто сакрализует процесс создания текста, — на коленке, так на коленке.
Поняла, что здесь я чувствую, что делаю что-то важное. Что все это не просто так. Что даже в нашем сумасшедшем мире это кому-то нужно. К сожалению, дома нет такого ощущения.
После обеда было открытие выставки в доме-музее Пастернака «Переделкино: полюса истории». Выставка меня очень тронула. Она оказалась камерная, но при этом объемная. В процессе пришло несколько любопытных идей по поводу текста. Особенно про устройство условного рая. С этим мне было особенно сложно. Захотелось вернуться позже и остаться со всем этим наедине.
Ничего, кроме текста открытки, не написала, зато много думала о том, почему для меня так важна резиденция. Ведь я не из тех, кто сакрализует процесс создания текста, — на коленке, так на коленке.
Поняла, что здесь я чувствую, что делаю что-то важное. Что все это не просто так. Что даже в нашем сумасшедшем мире это кому-то нужно. К сожалению, дома нет такого ощущения.
После обеда было открытие выставки в доме-музее Пастернака «Переделкино: полюса истории». Выставка меня очень тронула. Она оказалась камерная, но при этом объемная. В процессе пришло несколько любопытных идей по поводу текста. Особенно про устройство условного рая. С этим мне было особенно сложно. Захотелось вернуться позже и остаться со всем этим наедине.
После обеда хотела купить медовик. Оплата по QR не прошла, но медовик мне все-таки дали. Получается, беру пирожные в кредит. Лихо.
За ужином выяснилось, что В. увезли на скорой — аппендицит. Переживали и записали ему «кружочек» (в Telegram). В Переделкино есть странное ощущение, что ничего плохого произойти не может, что ты надежно защищен от бед внешнего мира. Ужасно, что эта концепция дала сбой.
Вечером смотрели кино — «Господин оформитель». Странное, конечно, — такая квинтэссенция искусства и творческой свободы в зарождающейся стране. Интересно, что каждый увидел для себя что-то свое. Я — своеобразное посмертие, разумеется.
Под впечатлением села писать. Засыпала очень довольная — и количеством знаков, и глобальным продвижением: многое поняла про свою историю. Наконец-то выстроились линии всех главных героев — что они ищут, как изменятся в пути и к чему в итоге придут.
За ужином выяснилось, что В. увезли на скорой — аппендицит. Переживали и записали ему «кружочек» (в Telegram). В Переделкино есть странное ощущение, что ничего плохого произойти не может, что ты надежно защищен от бед внешнего мира. Ужасно, что эта концепция дала сбой.
Вечером смотрели кино — «Господин оформитель». Странное, конечно, — такая квинтэссенция искусства и творческой свободы в зарождающейся стране. Интересно, что каждый увидел для себя что-то свое. Я — своеобразное посмертие, разумеется.
Под впечатлением села писать. Засыпала очень довольная — и количеством знаков, и глобальным продвижением: многое поняла про свою историю. Наконец-то выстроились линии всех главных героев — что они ищут, как изменятся в пути и к чему в итоге придут.
Стихи на кладбище
За завтраком обсуждали, что В. прооперировали и все хорошо. Он прислал фотографию больничного «шведского стола». Чудесная мотивация быть здоровым.
Потом взяла ноутбук и спряталась в коворкинге. До полудня меня отвлекала только обстановка — слишком красиво. Солнце переходило с предмета на предмет, и сложно было не восхищаться и не фотографировать. Даже когда собрались тучи.
Днем мы пошли на экскурсию в некрополь. Проще говоря, на кладбище. Разумеется, дождь тоже пошел. Вместе с Н. и К. остались у могилы Рождественского. К. прочел стихи:
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь…
Но ведь я не вернусь.
(Роберт Рождественский «Тихо летят паутинные нити…»)
Мы пропустили часть экскурсии, но оно того стоило.
На балконе читала «Саша, привет!». Очень хорошее! Чувствую, что все проблемы реального мира будут потом. Сейчас их просто не пускают на территорию охранники Переделкино.
Потом взяла ноутбук и спряталась в коворкинге. До полудня меня отвлекала только обстановка — слишком красиво. Солнце переходило с предмета на предмет, и сложно было не восхищаться и не фотографировать. Даже когда собрались тучи.
Днем мы пошли на экскурсию в некрополь. Проще говоря, на кладбище. Разумеется, дождь тоже пошел. Вместе с Н. и К. остались у могилы Рождественского. К. прочел стихи:
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь…
Но ведь я не вернусь.
(Роберт Рождественский «Тихо летят паутинные нити…»)
Мы пропустили часть экскурсии, но оно того стоило.
На балконе читала «Саша, привет!». Очень хорошее! Чувствую, что все проблемы реального мира будут потом. Сейчас их просто не пускают на территорию охранники Переделкино.
Вечером взяли игристое и собрались у меня в номере. Пришли Н., К. и Р. Читали друг другу свои рассказы. Много смеялись. Хотя и серьезное тоже обсуждали: говорили, как улучшить текст, советовали, что почитать, делились переживаниями о времени и собственном месте в нынешнем литпроцессе. Мой список книг стал просто бесконечным.
Перед сном лежала и думала о завтрашних чтениях и о концепции того, что настоящему писателю плевать на славу и на то, читают его или нет. Можно писать в стол, лишь бы писать.
Красивая концепция бытия, но, как по мне, совершенно нежизнеспособная. Думаю, любое искусство бессмысленно без смотрящего.
Хочу, чтобы мои истории читали. И высший пилотаж — чтобы о них думали после прочтения.
Перед сном лежала и думала о завтрашних чтениях и о концепции того, что настоящему писателю плевать на славу и на то, читают его или нет. Можно писать в стол, лишь бы писать.
Красивая концепция бытия, но, как по мне, совершенно нежизнеспособная. Думаю, любое искусство бессмысленно без смотрящего.
Хочу, чтобы мои истории читали. И высший пилотаж — чтобы о них думали после прочтения.
Перед сном лежала и думала о завтрашних чтениях и о концепции того, что настоящему писателю плевать на славу и на то, читают его или нет. Можно писать в стол, лишь бы писать. Красивая концепция бытия, но, как по мне, совершенно нежизнеспособная. Думаю, любое искусство бессмысленно без смотрящего.
Чтения
Сегодня у нас запланированы открытые чтения. В. героически вырвался из больницы и уже пришел на завтрак. Кажется, Переделкино и правда оберегает нас.
После вчерашних посиделок долго думала, с чем выступать на чтениях. Текст романа уж очень альденте — там еще редактировать и редактировать. Поэтому выбрала модный автофикшн из нового сборника. Но потом погода резко испортилась, и буквально за десять минут до выхода я решила читать другой текст. Он проще, конечно, зато более жизнеутверждающий.
После вчерашних посиделок долго думала, с чем выступать на чтениях. Текст романа уж очень альденте — там еще редактировать и редактировать. Поэтому выбрала модный автофикшн из нового сборника. Но потом погода резко испортилась, и буквально за десять минут до выхода я решила читать другой текст. Он проще, конечно, зато более жизнеутверждающий.
Я помню, как впервые прочитала свой рассказ вслух — это было в Переделкино два года назад. Ужасно нервничала. Сейчас тоже нервничаю, но уже без фанатизма. Неужели я когда-нибудь начну получать удовольствие от выступлений? Иногда это начинает казаться чуть менее фантастичным.
Приятно, что большая часть публики осталась до конца чтений. Приятно, что люди подходили и спрашивали про книгу и даже о ее продолжении. Значит, что-то делаю правильно.
Этот вечер был похож на новогодний не только игристым, но и странной потребностью подводить итоги. Другие ребята все это время поражали и бесили (чего уж там) своей продуктивностью. Хотя в личной беседе каждый из них признавался, что успевает катастрофически мало. Думаю, это наша общая болезнь.
Приятно, что большая часть публики осталась до конца чтений. Приятно, что люди подходили и спрашивали про книгу и даже о ее продолжении. Значит, что-то делаю правильно.
Этот вечер был похож на новогодний не только игристым, но и странной потребностью подводить итоги. Другие ребята все это время поражали и бесили (чего уж там) своей продуктивностью. Хотя в личной беседе каждый из них признавался, что успевает катастрофически мало. Думаю, это наша общая болезнь.
Другие ребята все это время поражали и бесили (чего уж там) своей продуктивностью. Хотя в личной беседе каждый из них признавался, что успевает катастрофически мало. Думаю, это наша общая болезнь.
Ладно, а что успела я?
- Отредактировала и составила сборник рассказов.
- Разобралась со структурой романа.
- Написала около одного авторского листа (40 тыс. знаков).
- Поучаствовала в литературных чтениях.
- Встретилась с друзьями, по которым очень скучала.
- И даже начала писать сценарий. Не больше пары страниц, но все же.
За праздничным ужином говорили о резидентских слетах — это такая штука, когда резиденты всех годов собираются вместе в Переделкино. Кроме общения эта история еще и про питчинги — представление проектов романов/сборников редакторам, издателям, продюсерам. Знаю, что после прошлых питчингов некоторые подписали договоры и уже выпустили книги. Я бы вышла и с уже готовым сборником рассказов, или с будущим романом, или со сценарием. Понятно, что мне сложнее приехать, но почему бы не помечтать?
Еще на ужине ко мне попала книга отзывов и предложений Переделкино. Заполучила и утащила к себе в номер. Перед сном читала и смотрела рисунки. Разные годы, разные цвета ручек, разные почерки, но суть одна — любовь к Переделкино.
Еще на ужине ко мне попала книга отзывов и предложений Переделкино. Заполучила и утащила к себе в номер. Перед сном читала и смотрела рисунки. Разные годы, разные цвета ручек, разные почерки, но суть одна — любовь к Переделкино.
Вместо прощания
За завтраком сидели до 10:45 — в 11:00 сдавать номер. Много думала здесь о времени. В Переделкино оно свое — стремительное, несмотря на спокойствие.
Вместо прощания зашла на выставку «Хроники Переделкино. Голоса истории» в старом корпусе. Там есть комната писателя; мне нравится заходить в нее, сидеть в тишине и чувствовать связь со всеми теми, кто жил и писал здесь (глобально, разумеется, не в этой конкретной комнате). Не претендую на тот уровень таланта, но понимаю все сложности и радости. Все те шутки, которые шутим и мы спустя столько лет.
Вместо прощания зашла на выставку «Хроники Переделкино. Голоса истории» в старом корпусе. Там есть комната писателя; мне нравится заходить в нее, сидеть в тишине и чувствовать связь со всеми теми, кто жил и писал здесь (глобально, разумеется, не в этой конкретной комнате). Не претендую на тот уровень таланта, но понимаю все сложности и радости. Все те шутки, которые шутим и мы спустя столько лет.
В этой комнате попрощалась с Переделкино и со всеми его писателями. Счастлива тоже быть его.
Переделкино — это идеальное сочетание места и людей. Думаю, в стерильном затворничестве ни за неделю, ни за месяц, ни за год я бы не поняла так много про свой текст. Не продвинулась бы так далеко. Все благодаря атмосфере и людям. Они готовы обсуждать твою работу, готовы делиться своими булками и переживаниями.
Все, сдала номер и спустилась с чемоданом ждать такси. Резиденты вышли проводить. Точно как в детском лагере — все обнимаются и обещают писать. Прекрасно знаю, как быстро забываются эти обещания, но есть странное ощущение, что не в этот раз.
Переделкино — это идеальное сочетание места и людей. Думаю, в стерильном затворничестве ни за неделю, ни за месяц, ни за год я бы не поняла так много про свой текст. Не продвинулась бы так далеко. Все благодаря атмосфере и людям. Они готовы обсуждать твою работу, готовы делиться своими булками и переживаниями.
Все, сдала номер и спустилась с чемоданом ждать такси. Резиденты вышли проводить. Точно как в детском лагере — все обнимаются и обещают писать. Прекрасно знаю, как быстро забываются эти обещания, но есть странное ощущение, что не в этот раз.
Автор: Вера Сорока. Главное фото: пресс-служба